Перевод статьи
Он говорит, что думает, несмотря на давление критиков.
Когда в августе на Netflix вышел спешл Дэйва Шаппелла под названием «Sticks & Stones», критики взорвались, назвав его «оскорбительной, неприемлемой дрянью».
Инку Кан из «Slate» заявил, что шутки Шаппелла «заставляют поморщиться». Гарретт Мартин из онлайн-журнала «Paste» назвал спешл «безмозглым» и «чудовищным», обвинив Шаппелла в том, что тот «ведет себя как мудак» и лишь доказывает, что «полностью оторван от современных реалий». На страницах «The Atlantic» Ханна Гиоргис назвала выступление «истеричным». А Мелани Макфарлэнд в статье для «Salon» раскритиковала его за «жестокость».
«Профессионалы» сошлись во мнении: данный спешл — низкопробщина, достойная лишь жалких 33% на Rotten Tomatoes.
Столь низкая оценка неудивительна. В конце концов, Шаппелл шутил на запретные темы: раса, ЛГБТ-сообщество и стрельба в школах. Он прямым текстом заявил, что не верит обвинителям Майкла Джексона, и намекнул, что, даже если они говорят правду, это не важно, потому что — цитата — «Это ж Майкл Джексон!». Во времена, когда сомнительным считается даже слово «ребята», глупо считать, что такое сойдет комику с рук.
Или не глупо?
Видите ли, хотя по реакции критиков и может показаться, что посмотревшие спешл люди были так глубоко ранены, что до сих пор не вылезают из-под кровати, зрительская оценка на Rotten Tomatoes говорит о другом — людям понравилось. Очень понравилось. На самом деле, зрители поставили ему небывалые 99%.
Как такое возможно? Это какая-то безумная аномалия? Хотя перевозбужденные критики, несомненно, мнящие себя экспертами в области искусства и культуры, будут уверять вас, что так и есть, факты указывают на обратное. В реальности Полиция Политкорректности не выражает мнение большинства, несмотря на то как их истеричные твиты и напичканные новомодными словечками блоги заглушают даже наиболее эмоциональные оценки обычных людей.
Правда в том, что в реальном мире попирающий границы юмор всегда был популярен. «Южный парк» (шоу, в котором обстебывались все темы — от Мохаммеда и Девы Марии до Кейтлин Дженнер и гибели Трэйвона Мартина) недавно продлили на 26-ой сезон. А в конце сентября начнется 14-ый сезон сериала «В Филадельфии всегда солнечно», хоть в предыдущем и были шутки на темы, о которых запрещают шутить Воины Сознательности, например, обсуждение туалетов для трансгендеров и Me Too.
Существуют эмпирические данные, свидетельствующие о том, что люди, поддерживающие крайнюю степень политкорректности, как раз и являются теми, кто, как написал Мартин в своем обзоре спешла Шаппелла, «оторван от современных реалий». Исследование, опубликованное в прошлом году международной исследовательской группой «More in Common» и носящее название «Скрытые кланы: исследование поляризованного ландшафта Америки», показало, что 80% граждан считают, что «политкорректность — проблема для нашей страны», включая 61% традиционных либералов. Подобно красивой, но грубой задире из старшей школы, проигравшей выборы в студсовет, Полиция Политкорректности вдруг осознала, что не так популярна, как думала.
Но как же тогда они обрели такую власть? Все просто: цензура культуры посредством страха. Толпа сторонников социальной справедливости стала доминирующей в культурной повестке не потому, что их взгляды наиболее популярны, а потому что они мастерски затыкают остальных.
Для большинства американцев перспектива быть нареченным «расистом», «сексистом», «гомофобом» или еще каким проблемным элементом стала страшнее самой смерти. Люди боятся стать изгоями, и Полиция Мыслей это знает. Им не надо думать о таких глупостях, как логика и факты, чтобы доказать свою точку зрения, у них есть путь попроще — ваш страх.
И они хороши в этом. Каким-то образом им удалось сделать так, что если ты, например, мужчина, то не можешь комментировать обвинения в сексизме. Даже если, скажем, кто-то заявляет, что слово «тоже» сексистское и оскорбляет женщин. (Такое, кстати, случалось пару лет назад: в «Huffington Post» была об этом статья на 1200 слов). Аналогично, если ты белый, то не можешь комментировать обвинения в расизме. Даже если, скажем, кто-то говорит, что «Властелин Колец» пагубно влияет на общество, потому что репрезентация орков в произведении отдает расизмом. (Такое тоже было на самом деле — писатель-фантаст сделал такое заявление на подкасте «Geek’s Guide to the Galaxy» в прошлом году). В результате, вам автоматически запрещается высказываться на целую кучу тем из-за вашей идентичности — нахрен логику.
Разве мы можем так жить? Почему большинство молчит из страха перед крошечной группой людей, единственным оружием которой является горстка рубящих с плеча слов?
Мне понятен страх. Я понимаю, почему человек может бояться свободно высказываться, зная, что в ответ может прилететь необоснованное обвинение в расизме или сексизме. Я понимаю и то, что в ответ на такое обвинение проще всего заткнуться или даже извиниться независимо от того, есть ли вообще за что извиняться. Полиция Политкорректности редко останавливается, называя что-либо «оскорбительным». Напротив, они хотят, чтобы любой, кто ассоциируется у них с чем-то обидным, был исключен из публичного пространства. Они хотят, чтобы «оскорбляющие» люди не могли высказываться, а то и работу найти.
Пора нам перестать бояться.
Да, расизм и сексизм — реальные и очень серьезные проблемы. Но правда в том, что культура, допускающая одержимость безосновательными рандомными обвинениями в расизме и сексизме, обесценивает реальность этих проблем. Например, за свою жизнь я сталкивалась с сексизмом бесчисленное количество раз. Практически невозможно заглянуть в Твиттер и не наткнуться на очередного человека, велящего мне немедленно прекратить жить и родить детей или даже утверждающего, что ни на что кроме рождения детей я и не гожусь, потому что женщина. В мире до сих пор существуют люди, не считающие женщин равными мужчинам, и мы должны обсуждать это и пытаться изменить. Однако, к сожалению, настоящие примеры сексизма могут затеряться в визге борцов за справедливость, заявляющих, например, что слово «manhole» («канализационный люк» — прим.пер.) должно быть исключено из жилищного кодекса (было объявлено, что в Беркли, Калифорния, это будет сделано в июле). Хоть активисты, стоящие за подобными инициативами, и верят, что помогают женщинам, реальность такова, что люди услышат об этом и подумают: «Мда, если бабам больше не на что пожаловаться, то сексизм, видимо, не так страшен, как его малюют». Блестящая ирония в том, что воинственность социальных активистов приводит к страданиям тех людей, которым они собирались помочь.
Что еще хуже, это лишь одно из множества негативных последствий цензуры в культуре. Очевидно, из-за нее нам трудно вести настоящие, открытые беседы, через которые мы единственно сможем понять друг друга и прийти к наилучшему пути решения существующих проблем. Конечно, мы не всегда соглашаемся, и всегда будут находиться люди, которые действительно считают, что серьги-кольца в ушах белой женщины — это культурная апроприация (как пару лет назад заявила одна ассистентка из Pitzer College в публичном имейле всему кампусу). Но практика показывает, что у этих людей не столько сторонников, сколько способности наводить шуму. (Да, моей веры в человечество достаточно, чтобы утверждать, что большинство людей не считает, что форма чего-либо принадлежит определенной культуре, будь это сережки или что угодно еще). Необходимо перестать позволять некомпетентным любителям травли устанавливать нормы приемлемого. Мы — разумные, уравновешенные люди — являемся молчаливым большинством. Пора бы нам перестать молчать.
Одержимость политкорректностью особенно вредна для комедии. Проблема в том, что жесткие и сложные темы объявляются табу, считаются «за гранью», но комедия — единственный инструмент, позволяющий вынести смешное и радостное из жестких и сложных для обсуждения ситуаций. Я знаю это не понаслышке: комедия способна излечивать как ничто иное. Например, кто-то может сказать, что шутить над смертью неприемлемо или неправильно, но такие шутки, на самом деле, помогли мне пережить безвременную, внезапную кончину моей матери (случившуюся почти пять лет назад). Даже в моем собственном стендапе была шутка про ее смерть и смерть моей собаки. Помню, что была в ужасе, рассказывая ее впервые, потому что боялась, что «легкомысленно отношусь» к чужим «триггерам», что тема может оказаться излишне мрачной для шуток. И все же я рассказала эту шутку тогда и не единожды повторяла потом. И я рада, что сделала это не только потому, что люди смеялись, но и потому, что некоторые подходили ко мне и говорили, что пережили нечто подобное и их зацепили мои слова.
Конечно, не все «оскорбительные» шутки так влияют на людей — от некоторых вас только передернет. И, конечно, я даже могу признать, что некоторые шутки Шаппелла вызвали скорее поеживание, нежели смех. Но дело в том, что комик может понять, сработает шутка или нет, только испытав ее на сцене. И мы должны охранять их право на эти испытания. Если задуматься, требовать «изгнания» комика это как требовать увольнения бейсболиста из-за плохого удара. Если комики будут бояться рассказывать шутки, любые шутки, мы можем лишиться талантливой комедии. И ради чего? Ради того, чтобы ни на секунду не испытать дискомфорт, придя в клуб или включив спешл на Netflix? Думаю, что даже люди скромного эмоционального интеллекта не назовут это справедливым обменом.
Шаппелл задумал свой спешл как протест против культуры изгнания и гиперчувствительности. Его, как комика, это достало и, как показали оценки зрителей, их — нас! — тоже. Шаппелл сделал свою работу. Теперь наша очередь. Пора перестать претворяться обиженными, когда это не так, и дать отпор горланящему, самодовольному, ноющему меньшинству. Свобода слова есть не только у них.
Перевод: Наталья Курьякова | AllStandUp
Оригинальная статья: https://www.nationalreview.com/magazine/2019/10/28/defiant-dave-chappelle/
